НАЗВАНИЕ: Vulnerat omnes ultima nekat АВТОР: AAluminium ФЭНДОМ: Hellsing OVA ПЕРСОНАЖИ: Бернадотте/Серас, мелькают: Интегра, Алукард, Уолтер. РЕЙТИНГ: R ЖАНРЫ: Гет, Ангст, Драма, Психология, Философия СТАТУС: заморожен
Глава II
Серас, скрестив ноги, сидела на своем гробу, спокойно полируя пушку, которая поначалу ей казалась самым неутонченным и самым грубым оружием из всего набора, что мог предложить Уолтер. Разумеется, поначалу она испытывала что-то вроде зависти: ее хозяин, Алукард, удостоился куда более изящного пистолета, чем она. Впрочем, в конце концов девушка с этим смирилась: нет ничего странного в том, что некто выше рангом получает определенные привилегии, будь то выбор оружия или что-нибудь другое.
Она, бросив короткий взгляд на луну, чье бледное сияние прорывалось сквозь распахнутое окно, подавила вздох, стараясь не думать о том, что ей – и им всем – предстоит пережить в ближайшем времени. Сухое «эту ночь переживут не все» гулко отдавалось в ее белокурой голове многократным эхом, пока руки машинально скользили по холодному металлу.
Девушка прекрасно знала, что имела в виду Интегра, произнося эти слова: Алукарду ничего не грозит, она, Серас, приложив усилия, сумеет выкарабкаться, а вот он… Он не сможет, несмотря на свою силу, мужество и доблесть. Он всего лишь человек, а она и спасти его не способна – укус, оказавшийся для нее спасительным, для него окажется ключом к миру, из которого нет выхода: капитан обратится в покорного зомби, растеряв все качества, за которые она его так любила. Он, наверное, был для нее одним из немногих друзей – в них она находила необходимую отдушину, в которой так нуждалась. Она знала, что в этот раз ее не подведут – с предателями здесь разговор короткий, леди Интегра и Алукард никогда не прощают тех, кто пытается воспользоваться их доверием.
Странно осознавать, что в тебе теплится еще что-то человеческое, совсем чуждое твоему нынешнему облику и повадкам. Такая сильная привязанность, какую она испытывала к капитану, прежде была ей незнакома: быстрый неумелый поцелуй в старшей школе затерся в ее памяти, а кожу не опаляло жарким пламенем, – на тот момент она была твердо уверена в том, что влюблена, - когда он невзначай касался ее руки. Под взглядом же насмешливых и лукавых зеленых глаз капитана, внимательно и с любопытством взиравшим на нее, Серас терялась и неловко улыбалась, упорно пытаясь себя одернуть. - Войдите. – спокойно отозвалась Серас, услышав стук в дверь. Она перевела взгляд ярко-синих глаз на дверь, ожидая увидеть высокую фигуру в кроваво-красном плаще: Алукард иногда заходил к ней, из шутки проверяя, готовится ли она к предстоящему сражению.
- Держи прямее, так у тебя меньше шансов разнести к чертям особняк, - без приглашения, капитан вошел в комнату и дотронулся до белой прохладной руки своей смуглой горячей ладонью, поправляя оружие – и, сам того не зная, взбудораживая в девушке кровь. – Ты еще не совсем уверенно с ней управляешься. – он широко улыбнулся глуповатой улыбкой, обнажив ряд белых ровных зубов.
- Хор… хорошо, - через силу произнесла Серас, усиленно отводя глаза. – Что-то случилось, капитан? – тон ее голоса сделался серьезным: трудно представить, что кто-то способен зайти поболтать в столь поздний час.
- Нет, с чего ты взяла? Я просто стараюсь максимально уменьшить риск разрушения особняка: пушку ты опять держишь неправильно, ma mignonette.
Она кивнула. Раньше ее сильно раздражала его фамильярная манера общения и привычка называть ее «ma mignonette», поэтому девушке время от времени приходилось напоминать о том, что ее зовут Серас и никак иначе. Бернадотте кивал, зажав в зубах зубочистку, доставал сигарету – и вновь величал ее на французский манер, полностью проигнорировав ее замечание. Ему трудно было противиться: его легкий и чарующий акцент постепенно сгладил ее раздражение.
- Не боишься? – в мягком и тягучем голосе капитана звучало искреннее участие. – Я слышал, что ты смелая, но вот насколько – проверить еще не удосужился.
- Не боюсь. – глаза девушки, голубые бездонные, сверкнули металлическим блеском, несвойственным этой мягкой натуре. – Капитан, если вы пришли меня проверять, то выбрали совсем не то время.
Он почесал кончик длинного заостренного носа.
- Не проверять… Удостовериться, что с тобой все в порядке.
Девушка отвлеклась от своего занятия и внимательно посмотрела на него, приподняв брови.
- Капитан, что со мной может случиться?
Он пожал плечами, достал сигарету и принялся поигрывать ею, пропуская меж длинных тонких пальцев, на которых были видны выделяющиеся на смуглой коже светлые шрамы. Бернадотте прочистил горло и убрал сигарету, так и не решившись закурить.
- Серас, никогда не знаешь, что может случиться в тот или иной момент, - неожиданно изрек он, избавившись от привычной игривости в своем голосе. – И мне бы хотелось, чтобы… чтобы ты была осторожнее. Это бьет по моему самолюбию, но ты сильнее меня, и я уже не смогу тебя защитить.
Девушка с прежним удивлением смотрела на него, забыв о своей робости. Она отставила «Харконнен» в сторону и села рядом, сложив руки на коленях. Что с ним случилось? Зачем он ей это говорит?.. Неужели он догадывается о том, что может не пережить следующую ночь? Неужели это сразу поняли все – а она додумалась недавно?..
- Капитан… о чем вы говорите?
Ее вопрос прозвучал наивно, по-детски – но в нем угадывалась тревога, с которой она не могла совладать, несмотря на свое мнимое равнодушие. - Ma mignonette, мы с тобой оба прекрасно понимаем, о чем я говорю. Не притворяйся. – он ухмыльнулся. Серьезная интонация исчезла из его тона, уступив место привычной саркастичной шутливости.
Это вывело Серас из себя – желание продолжать разговор испарилось, и она вновь схватила свой «Харконнен», поджав губы и не говоря ни слова.
- Ты знаешь, что тебе к лицу гнев? – капитан коротко хохотнул и откинулся назад.
Бернадотте забавлял ее гнев: он знал, что эта девушка может нанести значительный урон, но не мог воспринимать ее как смертоносное оружие. Для него Серас не была вампиром, он не признавал ее сверхъестественных способностей. Его удивляла в ней не мощь, на которую она была способна, а детская наивность, поразительная неиспорченность, которую ей удалось сохранить, невзирая на все то, что ей пришлось пережить. Это его невероятно влекло: у Бернадотте был огромный «послужной список», в котором значились женщины всех мастей и едва ли не всех национальностей. Один лишь взгляд полуприщуренных, по-кошачьи зеленых глаз, одно лишь неохотное движение загорелой руки и одна лишь томная нота в бархатном голосе – и любая готова была пасть к ногам насмешливого наемника, кривящего в усмешке тонкие губы. Он спал с горячими андалузками, чьи стройные, оливково-бронзовые тела изгибались в приливе наслаждения, а стоны низких голосов ласкали слух; с чопорными англичанками, лениво тянущимися за поцелуем; со страстными француженками, старающимися урвать всю страсть, которую могли. Среди его любовниц числились и быстроглазые испанки, под покровом ночи превращающиеся из скромных овечек в яростных львиц, и экзотичные мулатки, которых бог знает как занесло в его обитель.
Но ни одну женщину он не любил. Андалузки были мстительны, англичанки – скучны, француженки оказались жадными, испанки – ленивыми, мулатки – коварными, а русская, с которой он как-то пересекся в южной части Европы, чуть не заездила его до смерти, шепча страстные слова низким грудным голосом. Все они были красавицами, но им, по мнению самого Бернадотте, не доставало очарования: с ними можно было переспать, но это было лишь телесное влечение – и единственное желание, которое он испытывал, глядя на них. Они выглядели слишком независимыми, слишком самоуверенными и не нуждающимися в защите – а капитану хотелось чувствовать себя той самой каменной стеной, за которой можно укрыться. Этих акул жизни не хотелось спасать: они уже были амазонками, юными прекрасными валькириями, способными в любой момент перейти в наступление.
Серас же, несмотря на нечеловеческую силу, не создавала впечатления гордой воительницы. Ей несвойственна была заносчивость, она никогда не показывала явных преимуществ – возможно, эта скромность привлекала его даже больше, чем миловидное лицо. И, кроме всего прочего, она была всегда и со всеми вежлива, каждый раз старалась помочь, едва ли не жертвуя собой.
Неожиданно девушка оторвалась от своего занятия и подняла на него ясный взгляд синих глаз, забыв о первоначальном раздражении.
- А вы, капитан?.. Вы – не боитесь?..
Он криво ухмыльнулся одной стороной рта. Бернадотте не раз приходилось бывать в переделках, и смерть нередко протягивала к нему свои костлявые лапы. Тогда он смеялся ей в лицо, уходя из-под удара в самый последний момент. Раньше он был хладнокровнее: никому не было до него дела – да и он сам, в свою очередь, был на редкость равнодушен и ни к кому не привязывался. Но теперь в его жизни появилась Серас – эта глупенькая, но бесконечно добрая девушка, - и в его, казалось, совсем закостенелой душе поселилась странная привязанность, которой он прежде не чувствовал. Теперь близость смерти стала гораздо более ощутимой, и это заставило его слегка переосмыслить свои взгляды на жизнь.
- Я?.. Я бы солгал, если бы ответил, что совсем не боюсь, - ответил он погодя в необычном для него серьезном тоне. – Но мне ведь нечего терять, правда, ma mignonette?..
Она, пораженная его словами, вскинула на него испуганный взгляд синих бездонных глаз.
- Нечего?.. Этого не может быть, капитан!
Мужчина пожал плечами, не желая вдаваться в подробности, и слегка потрепал ее по голове. Странно: она может быть такой покорной, когда относишься к ней тепло, и такой беспощадной, когда все советы Алукарда разом всплывают в ее сознании. Как ее доброта уживается с этой практически звериной частью ее натуры?..
- Доброй ночи, Серас. Будь готова ко всему, mignonette. – он быстро и легко сжал ее белую ладонь и встал, потягиваясь и отчаянно зевая. – Когда-нибудь я, наверное, высплюсь, - пожаловался он, почесав затылок. – И, скорее всего, только на том свете.
Девушка укоризненно посмотрела на него, не одобрив такой шутки, но ничего не сказала, чувствуя, как пылает кожа после его прикосновения. Ей не хотелось, чтобы он уходил: почему-то присутствие Бернадотте успокаивало ее, Серас чувствовала, что он – единственный, кто может попытаться ее понять. Она же прекрасно понимала его: он любил жизнь и не хотел с ней расставаться. У него было своеобразное отношение к тому, как жить и как тратить время, но этот человек никогда не стал бы разбрасываться словами – поэтому фразу про то, что ему «нечего терять» она не приняла всерьез.
- Я думала, ты рассердишься! – последовало удивленное восклицание.
Она вновь посмотрела на него, удивляясь тому, насколько он красив. Ей нравились его черты лица, его фигура, его мужественность и сила, сквозящая в каждом движении гибкого тела, закаленного градом пуль. Против воли она замечала шрамы на его загорелой коже, едва заметные под тенью шляпы, и чувствовала, как начинает краснеть, стоит ему лишь обратиться к ней.
- Это была глупая шутка, капитан! – немедленно отреагировала девушка, сведя на переносице брови.
Он только рассмеялся, когда Серас насупилась.
- Если будешь так сопеть, у тебя полопаются сосуды в носу, - он поправил тулью шляпы и жестом прожженного Казановы надвинул поля на глаза, игриво подмигнув.
- Капитан! – Серас задохнулась от негодования, растеряв свою спокойную мечтательность.
Он выставил ладони перед собой, имитируя жест поверженного врага, и плавно продвинулся спиной к выходу из комнаты. Бросив в ее адрес еще какую-то безобидную шутку, он спешно удалился, боясь стать жертвой пущенной в него вазы – или пушки, которую девушка еще держала в руках.
Рассерженно выдохнув, она вскочила с гроба, отвлекшись от своего первоначального занятия. Бернадотте явно не принц на белом коне, в которого она так упорно верила. Он совсем не идеален: зубоскал, искатель наживы, самоуверенный наемник, через чью постель прошла череда женщин, и чей гипертрофированный скептицизм и чрезмерный цинизм вкупе с порой неуместным и по-солдатски грубым чувством юмора – он поначалу ее даже раздражал. Но, доброжелательная и незлобивая, Серас легко научилась оправдывать эти его качества теми условиями, в которых он жил, и теми ценностями, которые ему прививали с детства. Его напускная неприступность завораживала ее – и она, несомненно, видела его к себе расположение, хотя и старалась не думать об этом.
Впрочем, иногда мысли упорно лезли в ее голову. Краснея, девушка представляла, как опалило бы ее кожу, если бы сильная бронзовая рука коснулась ее талии и настойчиво прижала бы к горячему напряженному телу, обтянутому оливково-зеленой робой солдата…
Она упорно повторяла себе, что это мерзко, что подобные размышления не приведут ни к чему хорошему и что ей нужно сосредоточиться на сражении, в котором ей предстоит принять участие. Девушка закусила нижнюю губу и прикрыла глаза, медленно считая до десяти, наивно надеясь, что это поможет ей успокоиться, но тщетно: она почти физически ощущала на коже его мурлыкающий шепот, мягкое теплое дыхание, обожженные солнцем и жаждой губы, скользящие по ее шее, опутывающий запах сигарет, глубоко въевшийся в ткань гимнастерки. Его горячая смуглая рука касается холодного бедра цвета слоновой кости и чуть сильнее прижимает к себе…
Зажмурившись, Серас прикусила губу сильнее, стараясь заглушить навязчивое желание принадлежать человеку, которого она едва знала, но тут же почувствовала на язык солоновато-сладкий привкус крови, распаливший еще и ее жажду. Ей хотелось почувствовать ее тонкие, умелые пальцы, неторопливо подбирающиеся под ее юбку и принимающиеся нежно и осторожно ласкать прохладную бледную кожу, пока другая рука едва ощутимо и неспешно расстегивала пуговица на ее форменной кофте. Она знала, что должна была сопротивляться и немедленно оттолкнуть его – но у нее не было ни сил, ни желания сделать это. Неожиданно его чуть шершавые губы коснулись ее губ, и вся его пылкость моментально передалась ей. Он целовал ее с небрежной и неумелой нежностью – со всей, на которую только был способен, но даже сквозь эту непривычную ласку чувствовалась его страстность.
У девушки подгибались колени и подкашивались ноги, по телу, по самому позвоночнику, пробежала дрожь, но Бернадотте, поняв, что сопротивляться она не будет, лишь подхватил ее на руки и прижал к груди, не прерывая поцелуя.
