НАЗВАНИЕ: Интересные возможности АВТОР: Rendomski ФЭНДОМ: Hellsing OVA ПЕРСОНАЖИ: Алукард/Серас Виктория, Уолтер К. Долнез РЕЙТИНГ: R ЖАНРЫ: Гет, Hurt/comfort
Описание: После столкновения с Андерсоном Серас не помешала бы небольшая помощь.
Серас разбудил чёткий короткий стук в дверь. Усилие, потребовавшееся для банального полувнятного со сна ответа: «Да? Кто…» — отозвалось пронзившей насквозь болью в груди и горле, и, сдержав крик, Серас сдавленно, глухо закончила:
— …там?
Живо всплыли в памяти события предыдущей ночи: сумасшедший священник с ножами, до потемнения в глазах обжигающие клинки в груди и горле, отрубленная голова хозяина…
— Это я, мисс Виктория, — донёсся из-за двери дружелюбный голос Уолтера. — Вы хорошо себя чувствуете?
Серас чувствовала себя ужасно. Пижаму на груди пятнала кровь. Серас расстегнула пару пуговиц и уставилась на лиловые края затянувшихся, но ещё не заживших ран. Вчера, когда она, скрежеща зубами, сидела в уносившем их прочь из несчастного ирландского городка вертолёте, сквозь туман шока и боли доносился голос Алукарда: «Терпи, Полицейская. Раны от освящённого серебра затягиваются дольше остальных. Особенно у недавно обращённых и слабых вампиров, как ты».
— Терпимо, — отозвалась Серас наконец. Из-за раны в горле голос звучал хрипло, как во время простуды. — Но после вчерашнего я не отказалась бы от выходного дня. Вампирам ведь хотя бы изредка полагаются выходные?
— Конечно же, мисс Виктория. Вам что-нибудь требуется? Может, принести вам завтрак, хотя и поздновато будет?
Серас помотала головой. Затем, спохватившись, что Уолтер её не видит, с благодарностью отказалась. На часах было почти восемь, и, судя по «поздновато» Уолтера и собственному муторному ощущению долгосонья, — не утра. Впрочем, под «поздновато» Уолтер мог подразумевать и другое: что ей пора отказаться от предрассудков и начать питаться медицинской кровью. Вампиры пьют кровь — для пожилого дворецкого это явно было таким же незыблемым фактом мироустройства, как то, что чай подают в пять. Порой Серас казалось, что Уолтер встречает её неопределённые отговорки с мягким выжидающим терпением деда, чья внучка увлеклась модной диетой и привередничает. Он уверен, что долго ли, коротко, а либо мода, либо увлечение пройдёт, и вздорная девица снова начнёт хорошо кушать. Должно быть, так образцовые дедушки относятся к внучкам…
Может, Уолтер был не так уж неправ. За годы в детдоме Серас приучили ложиться и вставать по расписанию, и позже, в полицейской академии, она даже в выходные вскакивала рано, к недоумению соседок по общежитию. Проспать беспробудно весь день до вечера — не первый ли это признак, что она превращается в ночное чудовище?
— Чушь, — пробасила Серас вслух. Рана в горле ощущалась как царапина от ненароком проглоченной рыбьей кости, только гораздо более глубокая. — С кем не бывает… — на памяти Серас ещё не было такого кошмарного выезда, она была тяжело ранена, вернулись они на рассвете — после подобного кто угодно отключился бы надолго.
Распахнув ворот пижамы шире, Серас мрачно уставилась в зеркало. Она уже успела привыкнуть, что ранения, хотя и причиняют ей боль, как живой, за час-другой заживают без следа. Вчерашние сквозные резаные раны затягивались значительно медленнее и болезненнее, расчертившие горло и грудь лиловые борозды начинали немилосердно зудеть. Один клинок не задел сердце лишь чудом — вернее, по садистскому умыслу сумасшедшего священника, перепугавшего Серас не меньше, чем притворявшийся священником вампир, встреча с которым стала первым и последним столкновением с вампирами в её жизни. Наверное, сейчас следовало думать именно об этом: что её существование снова чуть не прервалось и снова — лишь благодаря нежданному и своевременному вмешательству. Но когда Серас водила приятно-прохладными кончиками пальцев по подживающим ранениям, с трудом сдерживаясь, чтобы не начать расчёсывать, гораздо неотвязнее ей в голову лезли опасения, что останутся шрамы. Ей порядком надоели нацеленные на её грудь мужские взгляды, от смущённых до откровенно-похотливых, но отпугивать их такой ценой Серас не улыбалось.
— Слышал, ты совсем расклеилась, Полицейская?
Подскочив от неожиданности, Серас ойкнула и резким выдохом будто дёрнула, надорвала срастающиеся лёгкие в тут же заполнившейся болью груди. Алукард, скрестив руки, стоял у двери, только что — Серас надеялась, что только что — бесцеремонно пройдя сквозь неё.
— Я же предупредил тебя, что у слабых вампиров раны от освящённого оружия заживают медленно. И что ты слаба, потому что отказываешься от крови.
— Потерплю, — от вспышки боли на глаза навернулись предательские слёзы. Смысла притворяться целой и невредимой не было. — Мне просто нужно немного времени…
— А если сегодня произойдёт очередное нападение? Если вместо тебя придётся подвергнуть опасности смертных?
— Я поеду. Я справлюсь.
— В схватке с нежитью нужны солдаты. А не едва держащаяся на ногах сопливая девчонка.
Серас опустила глаза. Что и говорить, её невнятный ответ на вопрос, почему она не пьёт кровь: «Мне кажется, я лишусь чего-то навсегда», — никак не тянул на мало-мальски разумное объяснение. Серас сама удивилась, когда и хозяин, и даже грозная сэр Интегра вроде бы сочли его достаточным. Заяви она в академии сержанту Маккласки, что не будет отжиматься, потому что «кажется, я лишусь чего-то навсегда», ор был бы слышен на другом краю кампуса. Похоже, удивлялась она зря: никого её так называемое объяснение не устроило, просто в тот момент хватало иных забот…
— Я справлюсь, — упрямо повторила Серас.
Алукард недовольно вздёрнул губу, обнажая длинный блестящий клык, но вместо приказа не валять дурака и выпить крови Серас услышала:
— Сними рубашку, покажи, что там у тебя.
— Там правда ничего страшного…
— О, в этом я не сомневаюсь.
Сдобренная ухмылкой двусмысленная реплика заставила Серас залиться румянцем и, вопреки указанию, стиснуть ворот пижамы, прикрываясь. Остро ощутилось вдруг, что свободно колышущуюся, не удерживаемую лифчиком грудь от насмешливого взгляда отделяет только тонкая мятая фланель.
— Чёртова девственница! Да повернись ты спиной, если так трясёшься за свою добродетель. На которую, к слову, сейчас так точно я покушаться не намерен.
Серас повиновалась. Только когда Алукард снова прорычал под нос: «Чёртова девственница!» — и крупные ладони легли ей на спину, Серас спохватилась, что рубашку так и не сняла. Оставалось надеяться, что хозяин не возьмёт в привычку обращаться к ней так прилюдно, вместо ненавистного, но предпочтительного «Полицейская».
Вдоль спины будто потянуло сквозняком, и руки в гладких перчатках коснулись кожи Серас. Секунду Серас не могла понять, почему не чувствует, как натянулась задранная пижамная рубашка, и лишь потом угадала: руки Алукарда прошли сквозь ткань. С несильным, но уверенным нажимом, как опытный врач, он изучил края раны. Убрав одну руку, с шелестом стянул перчатку и прочувствовал рану уже обнажёнными приятно-прохладными, как у самой Серас, пальцами. После чего недовольно заворчал.
— А теперь точно раздевайся, — и, предупреждая очередные возражения, злорадно добавил: — Я всё равно видел твою драгоценную грудь не только во всей красе, но и с изнанки, вывороченную наружу мясом и обломками костей.
От неожиданности Серас расстегнула пуговицы одним скользящим движением, как молнию, прежде чем пальцы затряслись.
— Спишь ты, стало быть, здесь? О времена, о нравы… — не успела Серас ответить, как Алукард подтолкнул её к кровати и положил тяжёлые руки на плечи: — Сядь.
Понятия не имея, что ей предстоит, и не находя, куда девать от смущения взгляд, Серас покосилась на его руки, вначале на правую, в перчатке со знакомой уже до малейшей чёрточки печатью, затем на обнажённую левую. Серас осенило, что она видела хозяина даже без головы, но не без перчаток. Иначе она наверняка запомнила бы эту необычную и жутковатую руку, бледную до синевы, с костлявыми, но сильными пальцами, покрытыми редкими чёрными волосками, и с гладкими толстыми ногтями, недлинными, но слегка заострёнными. Засмотревшись, Серас опомнилась, лишь когда Алукард склонился к изуродованной ранами спине и шляпа, зацепившаяся полями за макушку Серас, слетела на кровать. Он провёл по одной из ран на спине, но не пальцами, удерживающими обманчиво-хрупкие девичьи плечи, а щекочущим, неуютно влажным языком.
— Ой, — выдохнула Серас, едва не хихикнув. Это было бы уже совсем неуместно и неприлично, только и успела подумать она, когда следующее прикосновение резануло острой болью, будто языком Алукард вклинился в рану, раздирая свежесросшиеся края. Серас бы подскочила, если бы не каменно-твёрдая хватка на плечах, закричала бы, оставайся в груди хоть глоток необязательного теперь воздуха. Но от боли нельзя было ни сбежать, ни выдохнуть хоть часть её в крике, лишь перетерпеть со сведёнными в ступоре мышцами, пропуская через себя все её оттенки, пока под сердцем бесцеремонно орудовало нечто чужеродное. Казалось, водивший по вскрытой ране язык был раскалённым докрасна и одновременно гладким до абсурдно ласкающей маслянистости, которая осталась, когда ушло первое, страшное ощущение, и Серас всхлипнула от облегчения. Ласковая гладкость, блаженство от отсутствия боли растеклись по телу, а от низкого злого голоса Алукарда: «Не пожалели… святости», — по позвоночнику пробежали мурашки.
— Рано радуешься, Полицейская, — выдохнул Алукард ей в затылок. — Это только первая.
«Может, не надо?» — мелькнула испуганная мысль. Может, лучше перетерпеть долгую, нудную болезненность заживления, чем… эту пытку? Но нечеловечески мощные руки на плечах придавали уверенности, а резонирующее с голосом Алукарда приятное возбуждение в позвоночнике вселяло доверие. И Серас доверилась, на сей раз приготовившись к болезненному вскрытию, вторжению, ожегшему едва ли не сильнее, чем нанёсший рану клинок. Вчера между ней и болью стоял страх, отчаяние, стремление во что бы то ни стало выжить, — а теперь была лишь едва уловимая за агонией уверенность, что вот-вот это изуверство прекратится, и наконец боль снова ушла, сменяясь ещё более сладким, чем в первый раз, облегчением. Боль, облегчение — всё повторилось снова, и Серас уже не стеснялась стонать и выворачиваться из хватки, не то что оставившей бы на любом человеческом теле синяки — перемоловшей бы кости; и, дрожа, не постеснялась она податься назад, навстречу губам, легко обхватившим, огладившим выпирающий позвонок у основания шеи. Только подметила, что, само собой разумеется, частью жёсткой вампирской лечебной процедуры это касание не было.
Оставалась последняя рана, в шее. И когда Алукард дотянулся сзади языком до горла Серас, будто прямо туда, где рождается голос, подумалось, что если попытаться сквозь боль сказать нечто важное, слова не вырвутся наружу, рассеиваясь, а перетекут прямо к нему и совершат обратный путь от языка к сердцу. Если вообще была нужда в словах. Отлегла очередная волна слепящей боли — буквально слепящей, бьющей из-за близости по глазам, — и, повинуясь едва уловимому толчку твёрдого подбородка в щёку, Серас откинула голову, не зная, чего ждать: поцелуя, укуса? Она была готова даже к тому, что Алукард прильнёт к той же сквозной ране в шее спереди, теперь вовсе не так болезненно. Руки его не сместились ни на миллиметр, не позволяя себе ничего, что жалкие минуты назад Серас назвала бы нелепым словом «неприличное». Зато тяжёлые, будто смоченные в густой крови пряди длинных волос упали на грудь Серас и, казалось, по собственной воле пошевеливались, обвивались вокруг пышных, уже без тени стыда выставленных на обозрение форм, дразнящей щекоткой задевали ноющие от жажды прикосновения соски. Оставалось только ожидать, когда хозяин жёсткими уверенными губами будет пробираться по отметинам ранений всё ниже, и Серас сама притянет, прижмёт к груди его голову, как с ужасом прижимала вчера, будучи уверенной, что уносит с места схватки единственное, что осталось от хозяина. Тело содрогнулось от ожившего в памяти ощущения, как отрубленная голова таяла в руках, тёмной кровавой жижей стекала между пальцами, — и тут же жадным предвкушением отозвалось на мысль о том, как вязкая чернота растекается по коже, смешивается со скользкой влагой между ног. Серас откинулась назад. Прежде и пошевелиться ей не позволявшие руки поддались, помогли улечься на постель. Изнывающее от возбуждения тело выгнулось дугой, пижамные штаны сползли к самому лобку и отчего-то представали в воображении соблазнительными шароварами из тончайшего шёлка, полупрозрачного и тающего, как всё более походящая на дымку редеющая тьма…
Серас осознала вдруг, что Алукард уже давно не касался её, а, стоя поодаль, наблюдал с одобрительным интересом.
— Я же обещал, что не стану покушаться на твою добродетель, Полицейская. Пока что, во всяком случае.
Стыд залил румянцем щёки и грудь, даже вызывающе торчащие соски и то ярче порозовели. Бессмысленным, пожалуй, после всего, что произошло, жестом Серас выдернула из-под себя и натянула до подбородка одеяло. Уж лучше было бы перетерпеть боль, с ужасом подумала она, чем пережить этот кошмарный стыд.
— Глупость какая, Полицейская. Ничуть не лучше.
— Вам — может быть.
— Я всегда найду интересные возможности, Полицейская, что бы ты ни выбрала. В том числе, будешь ты пить кровь или нет. Так что выбор всегда только за тобой.
Ухмыльнувшись напоследок, Алукард шагнул сквозь дверь. Пристыжённая и возмущённая, Серас как диск метнула в него забытую шляпу. Та пролетела сквозь дверь вслед за хозяином, и из коридора донёсся удовлетворённый смешок. Не имея понятия, как после случившегося смотреть хозяину в глаза и как существовать дальше вообще, Серас без сил откинулась на кровать. И только тогда задумалась над последними его словами.
Жгучий румянец стыда сошёл, так же как улетучилось прежде животное вожделение, оставляя в исцелённом теле приятное расслабляющее тепло. Выбор — только за ней. Никто не собирался принуждать её пить кровь или расставаться с девственностью. Доверяя, что в подходящий момент она сомневаться не станет.
Бывало и хуже, призналась перед собой Серас. Более того, она не могла припомнить, бывало ли лучше. Уолтер всячески помогал ей освоиться на новом месте и в новом состоянии. От возмущённых окликов сэра Интегры подгибались ноги, а не подлежащая сомнению ненависть к вампирам не раз заставляла задуматься, почему же её, Серас, не ликвидировали на месте? Но не далее как вчера леди, рискуя собственной жизнью, спасла её от сумасшедшего священника с ножами. Алукард же, хозяин…
Уолтер, сэр Интегра, хозяин — вот так, решила Серас, сладко зевнув и погружаясь в сон, должно быть, ощущается настоящая, пускай и немного странная семья.
