Выдержки из Книги Dracula Дональда Фом. Metuchen, N.J. 1975 

Румынский господарь Влад III, более известный как
Дракула (1431-1476), происходил из рода Басараба
Великого, правителя Валахии (1310-1352), в тяжелой
борьбе отстоявшего независимость своего государства
от Венгрии.
Дед Дракулы - воевода Мирча Старый (1386-1418) -
благодаря своей государственной мудрости и военным
удачам заслужил славу румынского Шарлеманя, хотя в
итоге признал себя вассалом Османской Турции. Но тут
уж у него просто не было выхода. В XV веке
православная Валахия оказалась яблоком раздора для
двух супердержав - Венгрии и Оттоманской Порты. За
Венгрией стояло тогда все католичество, предпринявшее
очередное наступление на православие, Порта же, борясь
за лидерство в исламском мире, претендовала и на
лидерство глобальное. Сохранить независимость, воюя
на два фронта, не представлялось возможным, однако
уступка Венгрии повлекла бы католизацию страны, а
Порта в религиозной политике отличалась большей
терпимостью. Мирча Старый выбрал меньшее зло, на его,
конечно, взгляд. Борьба двух супердержав
реализовывалась в смене хозяев валашского трона. Как
правило, принц из династии Басараба, претендовавший
на трон, уже занятый ставленником одной из держав,
получал поддержку (финансовую, военную и т.п.) от ее
соперницы. После чего претендент, опираясь на группу
недовольных бояр, затевал смуту и, если удача ему
сопутствовала, становился господарем.
Отец Влада III - Влад II - захватил престол в 1436 году,
свергнув двоюродного брата при поддержке венгерского
короля Сигизмунда Люксембурга. Но позже, уступая
турецкому давлению, Влад II вынужден возобновить
вассальные обязательства валашских господарей и
отправить заложниками ко двору султана двух сыновей -
- Влада и Раду. Венгрия, конечно, тоже усилила давление,
и Владу II постоянно приходилось маневрировать,
изыскивая компромиссы. Тем не менее, в 1447 году он
был убит по приказу регента венгерского королевства
легендарного Яноша Хуньяди, а валашский престол занял
новый венгерский ставленник. В 1448 году
семнадцатилетний Влад предпринял первую попытку
захватить престол. Воспользовавшись тем, что войска
Хуньяди были разгромлены турками, Влад с турецкой
помощью воцарился под именем Влада III. Но - ненадолго:
венгерский протеже, собравшись с силами, вернул
престол. Он, однако, проявил излишнюю
самостоятельность, и в 1456 году Влад III - теперь уже
при поддержке Яноша Хуньяди - вновь вступил во
владение отцовским наследством. На этот раз
Влад III правил, сохраняя верность роду Хуньяди, и даже
помог утвердиться на венгерском троне сыну
Яноша - Матьяшу. Провенгерская политика пришлась не
по нраву Турции, что и обусловило войну, начавшуюся
в 1461 году. Влад III сам вторгся на территорию
противника, и разгневанный султан Мехмед Завоеватель
лично повел войска против взбунтовавшегося вассала.
Влад III рассчитывал на помощь двоюродного брата
молдавского господаря Стефана Великого и короля
Матьяша, однако надежды не оправдались. Родственник
не только не пришел на помощь, но еще и попытался
захватить валашскую пограничную крепость Килию, а
Матьяш Венгерский не счел нужным ввязываться в войну,
хоть и получил от папы Римского деньги на новый
крестовый поход против турок. Оставшись без союзников,
Влад III, тем не менее, продолжал войну, причем даже
турки удивлялись его храбрости, жестокости и таланту
полководца. Но силы были не равны: валашский господарь
потерпел поражение и бежал во владения венгерского
короля, бросив разгромленную армию. Новым господарем
в 1462 году стал его брат Раду по прозвищу Красивый,
а Влада III Матьяш Хуньяди заточил в темницу,
инкриминировав бывшему союзнику сговор с турками.
Историки спорят о том, насколько обоснованно было
обвинение, но, в любом случае, Матьяш сумел оставить
у себя папские деньги, избежав под благовидным
предлогом нежелательной тогда войны с Турцией. В
тюрьме Влад III оставался более десяти лет и получил
свободу, лишь перейдя в католичество. Затем он
женился на родственнице короля и, заручившись
помощью Хуньяди, в 1476 году третий раз вторгся в
Валахию. Владу III удалось захватить столицу, но вскоре
он погиб в бою, причем обстоятельства его смерти до сих
пор толком не выяснены. "Мировую известность" Влад III
обрел еще при жизни. Главным образом - благодаря
неистовой отваге и столь же неистовой кровожадности,
которая даже в мрачную эпоху Позднего Ренессанса
казалась паталогической. Он был немыслимо жесток и
к врагам, и к союзникам, и к подданным: рубил им головы,
сжигал, сдирал кожу, принуждал к людоедству, варил
заживо, вспарывал животы, сажал на кол и т.д. и т.п.
В сажании на кол Дракула особенно преуспел.
Однажды безо всяких причин он напал на свой же ни в чем
не повинный город и умертвил под пытками 10 тысяч
подданных. Многие из них были посажены на кол - так
он заработал еще одно прозвище - "тепес", или
"колосажатель". Во время самого дикого из устроенных
им побоищ в 1460 году в день Святого Варфоломея в
одном из городов Трансильвании было посажено на кол
30 тысяч человек.
Дракула был не просто садистом. Его жестокие кары
имели некий политический смысл. К примеру, когда
посланники турецкого двора осмелились не снять
головные уборы в его присутствии, он приказал гвоздями
приколотить тюрбаны к головам, что было, несомненно,
вызывающе смелой демонстрацией независимости.
В зависимости от социального статуса приговоренных
колы различались по длине, диаметру, цвету, из них
составлялись прихотливые геометрические фигуры - нечто
вроде "сада пыток", где Влад III любил пировать на
досуге, причем трупный смрад и стоны агонизирующих
отнюдь не портили его аппетит. Вот почему в историю
Румынии Влад III вошел под прозвищем "Цепеш"
(букв. "Насаживатель-на-кол").
Даже в венгерской тюрьме Влад III, согласно
древнерусскому "Сказанию о Дракуле воеводе", оставался
верен своим пристрастиям: ловил или покупал мышей и
птиц, которых пытал, сажал на кол и обезглавливал.
Неистовость Влада III (в немецких источниках его называют
"wutrich" - "неистовый", "изверг", "лютый"), похоже, изрядно
надоела не только врагам, но и подданным и в 1974 году они
убили Цепеша в возрасте 45 лет. 45 лет. Его отрубленную
голову законсервировали в меду и доставили в качестве
трофея султану. Согласно версии XV века, Влада III в бою
приняли за турк а и, окружив, пронзили копьями, о чем,
заметив ошибку, весьма сожалели. Но если все так и было, то
почему же Влад III, успев зарубить пятерых нападавших, не
успел объяснить остальным, что он - их воевода? И зачем
"скорбящие" соотечественники, о трубив голову мертвому
господарю, послали ее султану? Кровожадную изощренность
валашского воеводы европейцы обычно воспринимали в
качестве некоей восточной экзотики, абсолютно неуместной
в "цивилизованной" державе. Например, когда Джон
Типтофт, граф Уорчестер, вероятно, наслушавшись об
эффективных "дракулических" методах во время
дипломатической службы при папском дворе, стал сажать
на кол линкольнширских мятежников в 1470 году, его самого
казнили за поступки - как гласил приговор - "противные
законам данной страны". Историки различным образом
оценивали роль Влада III. Одни видели в нем национального
героя Румынии, защитника от мусульманской экспансии, борца
с боярскими злоупотреблениями (К.Джуреску), другие считали
Влада III беспринципным тираном, ничем не отличающимся
от других государей-"макиавеллистов" Позднего Ренессанса,
называли его правителем-"террористом", предтечей Сталина
и Гитлера (Р.Макнелли и Р.Флореску).
Однако, по общему мнению, репутацию вампира-
чернокнижника Дракула приобрел лишь в конц е XIX века -
благодаря воображению и таланту Брема Стокера (1847-1912),
автора знаменитого романа "Дракула"(1897). Действительно, в
письменных источниках нет упоминания о чернокнижничестве
и вампиризме валашского господаря. Но если принять во
внимание специфику этих источников, то выясняется, что
фантазии английского романиста были отнюдь не
беспочвенными. В XV веке, как, впрочем, и ранее, в Валахии
не велись хроники - ни официальные (княжеские), ни монастырские.
Сохранились лишь десятки писем самого Дракулы (на латыни и
церковнославянском языке), да поздние записи фольклорных
преданий о жестоком , ироничном, коварном, но мудром и
отважном Цепеше. Что касается иностранных источников, то
здесь наиболее значительны немецкие, венгерские,
поздневизантийские и русские.
Среди немецких следует выделить десятки печатных
памфлетов XV века, повествующих о "садистических" деяниях
господаря-изверга, а также аналогичной тематики стихи
венского миннезингера М.Бехайма. Точка зрения венгров
представлена итальянским гуманистом А.Бонфинио, автором
латинской хроники, подвизавшимся при дворе Матьяша
Хуньяди. Она мало чем отличалась от немецких текстов - о
православном государе, сжигавшем католические монастыри,
писали католики. С большей симпатией относятся к Дракуле
византийские историки XV века Дука, Критовул, Халкондил,
но и они, главным образом, пересказывают истории о
свирепых шутках Цепеша. На Руси же было популярно
"Скзание о Дракуле воеводе", где основным преступлением
Влада III объявлялась измена православию.
Все истории о Дракуле напоминают анекдоты. Вот Дракула,
встретив крестьянина в ветхой рубахе и узнав, что жена у него
ленива, приказывает отрубить ей руки и посадить на кол:
лентяйке руки не нужны - она и так безрукая, а потому и жить
ей незачем. Или, например, Влад, взойдя на престол, спросил
у бояр, сколько господарей знал каждый из них, и даже
самый молодой боярин перечислил семерых; тогда Дракула
сказал, что век господарский короток из-за постыдных
боярских интриг, а коль так, то и бояре не должны жить дольше,
чем их повелители - справедливость господарь восстановил на
свой лад, повелев казнить собравшихся. "Анекдотичность"
сближает письменные источники с народными преданиями о
Цепеше, что неудивительно. Нерумынские авторы, как правило,
тоже основывались на рассказах очевидцев (или выдававших
себя за таковых), т.е. на сюжетах, имевших фольклорное
бытование, ведь тогда повести о "чужой земле" и
воспринимались как легенды. Следовательно, весь корпус
"дракулических" текстов - по сути фольклорен, а у
фольклора свои законы. Авторитетный исследователь
С.Н.Азбелев в связи с этим указывал, что фольклор "очень
редко сохраняет точность фактических деталей, но у
него есть другое преимущество: эпос может хранить веками
без радикальных изменений ту обобщенную оценку сущности
события, какая отложилась в сознании широкой
общественной среды". Потому сведения о Дракуле надлежит
интерпретировать не только в историко-прагматическом
аспекте, но - и прежде всего - в мифологическом. Это касается
самого имени, точнее прозвища Влада III Дракула. Федор
Курицын, предполагаемый автор "Сказания о Дракуле воеводе"
, характеризуя Влада III, прямо говорит, что "именем
Дракула влашеским языком, а нашим - Диавол. Толико
зломудръ, яко же по имени его, тако и житие его". Тут русский
книжник XV века допускает ошибку, хотя и не принципиальную.
По-румынски "дьявол" - это "дракул", а "Дракула" - "сын
дьявола". Прозвище "Дракул" получил отец Влада III, однако
историки традиционно объясняют, что связь с нечистой силой
тут ни при чем. Отец Дракулы, еще не заняв престол, вступил
при дворе Сигизмунда Люксембурга в элитарный Орден
Дракона, основанный венгерским королем ("по
совместительству" - главой Священной Римской исмперии)
для борьбы с неверными, главным образом - турками.
Орден этот, его элитарный характер и герб описаны
Э.Виндеке, современником и биографом Сигизмунда
Люксембурга. Став господарем, Влад II по-прежнему
относился к рыцарским обязанностям настолько серьезно,
что повелел изобразить дракона - элемент орденской
символики - даже на монетах, хотя изображение на
монетах считалось сакральным, почему, кстати,
фальшивомонетчиков и карали так жестоко. Соответственно,
неуемный рыцарь и заработал мрачноватое прозвище:
"Дракул" означает по-румынски не только "дьявол", но
и "дракон". И все-таки, излагая "эмблематическую" версию,
даже её сторонники Р.Флореску и Р.Макнелли
оговариваются: возможно, современники понимали
прозвище господарей буквально. Смысл орденской символики
государь не разъяснял всем и каждому, зато изображение
дракона вызывало у многих вполне определенные ассоциации.
Опять же, Орден Дракона в качестве орудия борьбы с
неверными выглядит довольно странно, а если учесть, что
создавался он в эпоху небывалого распространения всякого
рода ересей и чернокнижничества, то возникает закономерный
вопрос: не поклонялись ли рыцари дракону-дьяволу?
Прямых свидетельств того, что Влад II считался колдуном, нет,
однако, если прозвище "Дьявол", немыслимое для христианского
государя, все же закрепилось (вне зависимости от причин его
появления), значит, в народном сознании сложилось
соответствующее представление. То же самое можно сказать и
о Владе III. Чем бы ни было обусловлено прозвище господаря,
оно сохранилось в фольклоре, т.е. информация, в нем
заложенная, оставалась актуальной. Имя "Дракула" можно
понимать и как "сын человека по прозвищу Дьявол"
(Халкокондил именует "Дракулой" и Цепеша, и Раду
Красивого - другого сына Влада II), и как "приверженец
Дьявола, следующий путями тьмы". Такого рода указания вовсе
не обязательно относятся к области морали, чаще всего имеется
в виду связь с не чистой силой. Не случайно замок Дракулы
местные крестьяне, о романе Стокера не слыхавшие, даже в
ХХ веке считали местом нечистым.
Примечательно и то, что многие "дракулические" предания
повествуют о кладах, спрятанных валашским господарем,
который непременно убивал ни в чем не повинных свидетелей,
а подобные эпизоды характерны для легенд о колдунах и
разбойниках. Клад не эквивалент банка, а ценность золотых
монет и украшений опредляется не только их реальной стоимостью.
Это, как указывает В.Я.Пропп, "утратившие свою магическую
функцию предметы из потустороннего мира, дающие долголетие
и бессмертие". В русском "Сказании о Дракуле воеводе" все
прямо названо своими именами: жестокий властитель приказал
мастерам изготовить специальные бочки, сложить туда золото и
опустить на дно реки, после чего Дракула "мастеровъ тех
посеща повеле, да никто ж увесть съделанного имъ окаанства,
токмо тезоимениты ему диаволъ". Автор как бы расшифровывает
миф, подчеркивая, что валашский господарь не просто тезка
дьявола, но и действует словно колдун, по определению с
дьяволом связанный. В контексте "колдовства" Дракулы стоит
вспомнить об уже упоминавшемся нападении молдавского
господаря Стефана Великого на крепость своего кузена
Влада III. При осаде Стефан был ранен стрелой, тяжело
заболел и отступил. Рана не заживала сорок лет, а врачи,
выписанные из Италии и Германии, по таинственным
причинам ко двору господаря добраться не могли, и в результате
причиной смерти Стефана стала именно валашская стрела.
История, по меткому замечанию исследователей,
"дракулескная", т .е. анекдотически-загадочная, колдовская.
Прямых свидетельств вампиризма Дракулы тоже нет, но зато
есть немало косвенных. Так, в поэме Й.Будай-Деляну
"Цыганиада" (опубликованной после смерти автора в
1875-1876 гг.) Дракула, возглавив армию цыган, борется с
турками , злокозненными боярами и - вампирами. Известно,
что Будай-Деляну использовал в поэме фольклорные сюжеты,
потому указания на связь Дракулы с цыганами и вампирами
особенно важны. Цыгане издревле считались народом
мистическим, народом гадалок и колдунов, а в том, что
будай-деляновский Дракула не вампир, но противник вампиров,
ничего удивительного нет: обычный для мифологического
сознания сюжет-"перевертыш" - герой сражается с собственной
ипостасью.
Соответствующие намеки нетрудно найти и в описании гибели
Дракулы. Разумеется, есть основания предполагать, что воины
Влада III обратили копья против господаря по сообржениям страха
и мести или ради турецкой награды, а голову отрубили, дабы
послать султану и тем самым выслужиться или наглядно
подтвердить выполнение "заказа" - голова Цепеша была
выставлена в Стамбуле на всеобщее обозрение. Но при всем
том воины Дракулы действовали именно так, как обычай
предписывал поступать с вампирами : тело кровопийцы
надлежало пробить острым оружием, а голову - непременно
отделить от туловища. С этой точки зрения характерна также
история могилы Дракулы. Влад III был похоронен недалеко от
места гибели - в православном Снаговом монастыре, которому
его род покровительствовал. Кстати, согласно местному преданию,
на территории монастыря располагалась пыточная тюрьма Цепеша.
В 1930-е гг. археологи провели официальное вскрытие могилы, но
нашли там только следы осквернения - мусор и ослиные кости.
Зато неподалеку обнаружилась идентичная по размерам
безымянная могила, где лежали скелет без черепа и остатки
одеяния, подобающего валашскому господарю.
Интересно, что первый раз Дракулу похоронили напротив
алтаря, а второй - под каменными плитами пола, похоже, с той
целью, чтобы входящие попирали прах Цепеша. По мнению
исследователей, осквернили могилу и "перезахоронили"
Дракулу монахи Снагова монастыря, причем сделали это на
рубеже XVIII-XIX веков - как раз тогда, когда Й.Будай-Деляну
и писал "Цыганиаду". Не исключено, что, почитая Цепеша -
национального героя, соотечественники не забывали о
другом его лике - Дракуле, кровопийце и чернокнижнике.
Впрочем, если б не было мифологически-фольклорных указаний
на вампиризм Цепеша, все равно было бы правомерно соотнести
имя Дракулы с легендами об упырях. У румын существует
поверье: православный, отрекшийся от своей веры (чаще
всего принявший католичество), непременно становится
вампиром, переход же в католичество Влада III, некогда
грабившего католические монастыри, безусловно, стал весьма
впечатляющим событием для его подданных-единоверцев.
Вполне вероятно, возникновение этого верования обусловлено
механизмом своеобразной "компенсации": переходя в
католичество, православный, хотя и сохранял право на
причащение Телом Христовым, отказывался от причастия
Кровью, поскольку у католиков двойное причастие - привилегия
клира. Соответственно, вероотступник должен был стремиться
компенсировать "ущерб", а коль скоро измена вере не обходится
без дьявольского вмешательства, то и способ "компенсации"
выбирается по дьявольской подсказке. Кстати, логика
"компенсации" провоцирует и ныне появление "хоррорных"
сюжетов о вегетарианцах-убийцах, палачах-активистах
"Общества защиты животных" и т.п. В XV веке тема
вероотступничества особенно актуальна: это эпоха наиболее
интенсивной католической экспансии, что уже отмечалось выше.
Именно тогда гуситы воевали со всем католическим рыцарством,
отстаивая "право Чаши" (т.е. право причащаться Кровью
Христовой, будучи католиками-мирянами), за что их и прозвали
"чашниками". Борьбу с "чашниками" возглавил император
Сигизмунд Люксембург, и как раз тогда, когда отец Дракулы
стал "рыцарем Дракона", главным противником Ордена были не
турки, а мятежники-гуситы.
Современники вполне могли видеть в Дракуле упыря, однако
следует учитывать, что их представление о вампирах существенно
отличалось от нынешнего, сложившегося благодаря литературе
"ужасов" и кинематографу и восходящего к романтичской и
неоромантической литературе, а также к преданиям XVII-XVIII веков.
В XV веке упыря считали не разносчиком вампирической "эпидемии"
(который, в свою очередь, был ранее заражен другим вампиром),
но колдуном, чернокнижником, обязательно заключившим союз
с дьяволом ради благ мирских. Такому колдуну-вампиру кровь нужна
еще и для совершения магических обрядов. К примеру, современник
Дракулы знаменитый Жиль де Ре, маршал Франции, вошедший в
историю изуверскими казнями и пытками, подозревался в колдовстве:
предполагалось, что он, будучи магом, использовал кровь и
внутренности жертв. Не исключено, что и "кровавые гекатомбы"
Влада III воспринимались аналогично - колдуну-вероотступнику
тем более полагалось быть изощренно жестоким, сладострастно
экспериментировать с человеческим телом и кровью. Любопытная
параллель есть и в русской литературе: колдун-оборотень из
повести Н.В.Гоголя "Страшная месть" - вероотступник, причем
именно перешедший в католичество, и он хранит в земле
несметные с окровища. Итак, в основе стокеровской версии
Дракулы-вампира - опора на реконструкцию мифа и
реальные исторические документы. Практически каждой черте,
приписанной Дракуле, можно найти то или иное обоснование,
мотивировку. Вот, например, называет Стокер своего героя
"берсерком", объясняя это - не вполне убедительно с
исторической точки зрения - родством Дракулы со
скандинавскими витязями, известными беззаветной отвагой.
Но, с другой стороны, здесь легко увидеть переосмысление
эпитета "wutrich", ко торый в немецких источниках используется
как по отношению к Дракуле, так и для характеристики "лютой"
храбрости берсерков. Образы же Дракулы-предводителя
отряда цыган, Дракулы, ведающего тайны древних кладов,
Дракулы-упыря и чернокнижника - не просто вымысел, но
результат синтеза интуиции ученого и фантазии литератора.